ТЕТРАДЬ НУЛЕВАЯ

Карьера Отпетова - часть 3 из 11.

Ты сын отечества - согласен в этом я,

                             Ты точно, может быть, член славного народа;

                             Разумна, хороша, честна твоя семья,

                             Но ведь в семье не без урода… 

Петр Вейнберг.  1858 год. "Сыну отечества"

 

     " … Часто люди не понимают, что каждое искусство имеет свои законы, и нельзя из

одной и той же повести делать кинокартину, пьесу, оперу и балет…".  

Кукольник, Народный артист, середина 20-го века.

 

Что из любого спектакля можно сделать фильм, а из любого фильма спектакль - всяк дурак знает. Получается "туда-сюда", как с заводной куклой: сначала человек изобрел в подражание себе механическую куклу,  а потом придумал танец "Заводная кукла", в котором стал подражать своему подражанию. Возможность эту используют кому ни лень, и не святого искусства ради, а больше из чисто гонорарных соображений.

Требую эту двойную выкачку денег запретить, а кому нужно сделать и то и другое - предлагаю идти в мои последователи, не буду разыгрывать из себя скромника и прямо заявляю: я ввожу в искусстве новую форму и даже новый вид искусства, каковые лежат вне жанров, во всяком случае, вне жанров, доныне известных и принятых. Преимущества? - Сколько угодно! - полная творческая свобода, отсут­ствие каких-либо канонов, убивающих мысль и фантазию автора и дающих критикам возможность все время на что-нибудь ссылаться. А не будет на что (кого) ссылаться - придется им все из головы

придумывать - аргументы всякие, и недостатки самим формулировать. Вот тогда мы и посмотрим, что они запоют. А на готовеньком да спокойненьком всяк дурак умеет критиковать. Короче: когда кое-кто кое-кому кивнет конфиденциально-категорически-кураторски, каждый крикливый кретин квалифицируется как критик. Критиковать - разлюли-малина, это все равно, что за зайцем на вездеходе гоняться - днем у того на это никаких ног не хватит, а ночью и того лучше - полоснул по нему фарами, он и присел, ослепши: видно его как облупленного, а ежели заяц прожектором освещенный, то зайцу тому верная хана, потому как по освещенно-указанной цели лупить одно удовольствие -попадание безусловное, промаха тут не бывает, и риска никакого - где там косому против такой многолошадинной силы! Я бы за это, как и за размножанривание литературных произведений, карал по дракуловским законам, законодательно запретив и то и другое, как и многое прочее... Тут ведь с прожекторной охотой и еще одна схожесть - чем труднодоступней для читателя книга - тем смелее ее громят критики, и тем беззащитней читатель с автором, точно так же, как чем темнее ночь - тем гибельнее она для зайца. Впрочем, если глубже посмотреть, охотник-браконьер даже благороднее такого критика - лупит себе мелкой дробью по неразумному зверю, и то взатай и без всякой философии - наоборот, ладит стихушничать, а критик - тот мало того, что шпарит картечью по сапиенсу, так еще и норовит образованность свою показать - как развезет…   А когда надо прямо сказать, плохо оно или хорошо - цитаты пользует, да те, что погромче, позаканонистей,- тут уж не вездеход, а как бы чистый танк под ним получается. Вот и выходит, как ни облажал - безответственность гарантирована. Попробуйте-ка вспомнить, кого из них за былые облажания хоть к чему-то привлекли, иду на спор - не вспомните!

Но это я вроде бы крайний случай беру, критика, она, конечно, много­гранна в своих видах и подвидах. Если посмотреть, что такое критика сама по себе, то выяснится, что задумана и создана она человечеством не с худшими намерениями, а, пожалуй-что, и наоборот. Она, если ее в идеале брать, - могучий рычаг прогресса - в смысле продвижения к тому же идеалу (опять же если к нему всерьез решено двигаться). А если не всерьез, то критика оборачивается к своему создателю не лицом, а как бы наоборот, а тут, как известно, начинаются сплош­ные извращения…   И в результате все приходит к своему антиподу. Я вот, например, покритиковал как-то одного своего хорошего приятеля, и покритиковал-то по делу, а он обиделся. Я ему и говорю, успокаиваючи:

  • Ага, ты не любишь критику!

А он мне в ответ:

-  Покажи мне человека, который любит критику…  Я ему сдуру пообещал, а теперь вот ищу, до сих пор почему-то никак не попадаются. Что же касается ее многогранности, то тут я, наверное, малость перехватил, потому что, подумав, обнаружил не так уж много ее видов, а самих критиков - всего-то три категории. Более подробно с моей классификацией вы сможете познакомиться, читая предлагаемое мной ниже сочинение - там все это развернуто через практику литературной жизни. Здесь же я только позволю себе чисто перечислительно привести отдельные формулировки из этой области человеческой деятельности, как бы наметить пунктиром канву.

Прежде всего, критика бывает здоровая и нездоровая, то есть как бы критика по шерсти и против шерсти - но тут все зависит от того, кто и кого критикует.  В этом есть некоторое сходство с ярмарочной игрой, когда два человека, сидя верхом на бревне, лупят друг друга мешками, набитыми чем-то мягким. Я имею в виду, разумеется, не мягкость ударов - в этом смысле пример не соответствует сути дела, -а позицию людей, получающих удары. То, что для одного хорошо, для другого плохо - смотря по тому, кто в данный момент нанес удачный удар, наиболее распространена сейчас критика по шерсти, она же перечислительная, а, точнее сказать, похвально-пересказательная - сначала пересказывается вкратце или более-менее развернуто содержа­ние критикуемого произведения, а затем выдаются комплименты, за что такую критику называют еще и комплиментарной.  Ведется она в порази­тельно любезной, вежливой форме и сопровождаема обычно вопросительно-парикмахерской терминологией: "Не беспокоит? ",  "Вас освежить?", "Какой парфюм Вы предпочитаете?",  "Не прикажете ли компрессик?", и т.д.

Случается, правда, и смешанный тип с перевесом в ту или другую сторону, но на такую сложность мало кто идет, разве что отдельные добросердые душегубы. Тех же, кто комплиментов не раздает и не устраивает чьих-то или своих собственных литературно-меркантильных дел и делишек, обычно не одобряют, обзывая их критику самоцелью, а их самих - критиканами. И странно - стоит лишь к обыкновенному слову прибавить специфическое окончание, как нормальный, ничем не выделяющийся человек по названию критик вырастает в злодея типа "ни себе, ни людям", имя которому - критикан, и действительно, что это за критика ради критики? Какую пользу может из нее извлечь практическое человечество? И не критика это вовсе, а напрасная трата времени. Нет, совсем не даром пристегивается такому человеку уменьшительно-ругательная частица АН, сразу снижающая его до уровня пустопорожней балаболки, причисленной к разряду явлений сугубо отрицательных. Сами посмотрите, как он выглядит в ряду других слов с тем же окончанием? Критикан, политикан, истукан, таракан, канкан, стакан... Ряд, прямо скажем, явно порочный.

Впрочем, мы, кажется, отвлеклись слишком далеко в сторону, а посему давайте-ка, как говорят в народе,  вернемся к нашим баранам, то бишь к вопросу о творческой свободе.

Суть моего новаторства вкратце сводится к следующему:

  1. Не нужно создавать отдельно пьес и киносценариев, пишется сразу сценарий фильма-спектакля. Для такого произведения ввожу новый термин - "фильтакль" или "фистакль" - как окончательно, я еще и сам не решил. Можно обсудить это в писательской среде и постано­вить общим голосованием или пустить опросный лист, мне-то самому, честно говоря, первый вариант больше нравится, потому что "фистакль" смахивает понемногу и на фисташки и на фискала.
  2. Будет, наконец, покончено с такой измыелицей, как легенда о святости театра. Тут тоже целую теорию выдумали, в которой его чуть ли не с порога обожествлять начинают. Возьмите хоть такую формулировочку: "Театр начинается с вешалки" - Это ведь для сентиментальных дамочек, чтоб благоговели, а на самом-то деле столь торжественное выражение расшифровывается просто. Конкретный пример приведу: зашел я недавно в один театр, и начался он, как тут и говорится, с вешалки - не взял бинокль, и меня сразу же обхамили.

Я считаю, что с исключительностью театра пора покончить, тем более, что мои фильмы-спектакли дают возможность выйти из рамок сценической условности и показать натуру такой, какова она есть,- тут ведь все безусловно. В сценарий я могу напихать, например, сколько хочешь крупных планов, а в театре их нешто разглядишь? В театре вообще не все разглядишь. Вот, например, еще такая театральная условность: глянешь в афиши - в разных местах одно и то же идет, а пойдешь - и вправду одно и то же, только тут драма, там опера, а еще где-то балет.  Это значит - автор с кем-то условился, как им одним ртом три титьки сосать...

Короче - поменьше рамок, побольше простора. А то я одному литератору дал почитать моего первенца, а он мне:

-  Это ни в какие рамки не лезет!

А мне как раз того и надо! Я ему знаете что ответил?

-  Мои сочинения не только в рамки - ни в какие ворота не поле­зут, и в этом мое кредо и мой творческий метод: размах если и не вселенский, то уж глобальный - как минимум!

В данном случае я, правда, до полного размаха своих возмож­ностей еще не дошел - первооснова не позволяет: случай, взятый мной для первого разу, нетипичный не только для правословия, но даже и для мирской жизни, не то я бы создал кое-что почище грибоедовского "Горя…".

  1. Вместо двух сценариев будет писаться только один, а то обычно после литературного сценария пишется еще и режиссерский, который есть ни что иное, как перелопаченный литературный. А на кой он сдался? И почему каждый режиссер норовит к писателю припиявиться? А я им: пожалуйте - литературно-режиссерский сценарий, где уже все предусмотрено, уговорено и расписано - всяк дурак знай свой колпак!

Вот так прямо и начнем: Литературно-режиссерский сценарий фильтакля…

 

(На этом записи в нулевой тетрадке обрываются,  Х.Б.)

 

Харон Антисоф

Series Navigation