5. Снимает Илья Ильф.

В начале было два снимка. Один - уже опубликованный, другой - неизвестный. Во всяком случае, до этой поры мы его не встречали. Дата съемки -17 апреля 1930 года, день похорон Маяковского. Двор Клуба писа­телей на Поварской. Повидимому, перед началом траур­ного митинга.

Проводить поэта пришли тогда тысячи лю­дей. Но фотографий этого дня сохрани­лось не так уж много - меньше, чем мож­но было ожидать. Александр Родченко, художник и фотограф, - один из близких друзей поэта, по словам мемуариста, снимал «неистово», но у него что-то случилось с камерой, и вся его съемка оказалась загубленной…

Первый из наших снимков (мы его так и обозначили № 1) был помещен в книге «В ногу с тревожным веком. Воспомина­ния об Иосифе Уткине» (М.1971) и сопро­вождался подписью: «Художник М. Файнзильберг, Валентин Катаев, Евгений Петров, Серафима Суок-Нарбут, Юрий Олеша и Иосиф Уткин».

№1	№2

В подписи ошибка - Евге­ний Петров назван Валентином Катаевым и наоборот. На втором снимке (мы его обозначили № 2) трое - В. Катаев, М. Булгаков, Ю. Олеша, и такое ощущение, что перед нами выкадровка. Снимки сделаны практически с одной точки, с интервалом в несколько секунд - Катаев и Олеша в тех же позах, Евгений Петров и Серафи­ма Густавовна в кадре отсутствуют, появил­ся Михаил Булгаков. Его лицо необычно мрачное – конечно, похороны – событие печальное, но, вероятно, это не единственная причина столь подавленного настроения – девятнадцать дней назад он отправил свое трагическое письмо «Правительству СССР», а фактически – Сталину. В нем говорится о катастрофическом состоянии в творчестве Булгакова. Ответа нет, а сейчас перед ним финал жизни другого писателя… Какие мысли обуревают в этот момент Михаила Афанасьевича? Назавтра ему позвонит Сталин – лично, после чего он будет хотя бы принят на работу во МХАТ, но печатать его не будут до конца жизни – еще десять лет. Но пока он всего этого не знает…

Валентин Катаев, Михаил Булгаков, Юрий Олеша, Илья Ильф очень дружили в про­шлом, когда в начале 20-х годов работали в знаменитом «Гудке». Татьяна Николаевна, первая жена Михаила Булгакова, так и запомнила их: в ее и Булгакова комнату на Большой Садовой они приходили вместе - Катаев, Олеша и Ильф. Теплые отношения Ильфа и Булгакова, полные ровного дове­рия и понимания, сохранились до конца дней Ильфа.

На этих снимках очень недостает Ильфа - с этого обстоятельства, собственно говоря, и начался весь сыр-бор. Булгаковед Лидия Яновская показала мне эти фотографии и высказала предположение, что их сделал Илья Ильф: - Посмотрите, - сказала она, - вот Михаил Арнольдович Файнзильберг, его брат... Евгений Петров - соавтор...

Ильф на похоронах Маяковского был, в наброс­ках к «Золотому теленку» запись:

Остап на похоронах Маяковского. Начальник милиции, извиняясь за беспоря­док:
- Не имел опыта в похоронах поэтов. Когда другой такой умрет, тогда буду знать, как хоронить.
И одного только не знал начальник мили­ции - что такой поэт бывает раз в столе­тье

- Вам не кажется, - продолжала Лидия Марковна, - что Ильфа на снимках так недостает, что хо­чется посмотреть налево, направо, обер­нуться назад: где же он? Повидимому, его на снимках нет, потому что он снимает!..
Я сразу загорелся: - Давайте опубликуем эту гипотезу в «Советском фото» (в ту пору, а это был 1985 год, я там работал), это же так интересно!
- Нет, это не научный подход… Попробуем поискать, вам как фотографу такая работа может оказаться под силу…

Теоретически всё вроде бы подтверждалось: «Лейку» Ильф приобрел в самом конце 1929 года и к фотографии в принципе был причастен. Писатель Виктор Ардов рассказывал: «Он снимал с утра до ночи: родных, друзей, знакомых, товарищей по издательству, просто прохожих, забавные сценки, неожи­данные повороты и оригинальные ракурсы обычных предметов...».

Евгений Петров жа­ловался с комической грустью:
« - Было у меня на книжке восемьсот руб­лей, и был чудный соавтор. Я одолжил ему мои восемьсот рублей на покупку фотоаппарата. И что же? Нет у меня больше ни денег, ни соавтора... Он только и делает, что снимает, проявляет и печатает. Печа­тает, проявляет и снимает...».

В набросках к неосуществившейся тогда книге «Мой друг Ильф» (по сохранившимся материалам уже в наши дни такую книгу сделала дочь Ильфа - Александра Ильинична) - Евгений Петров записал: «Ильф купил фотоаппарат. Из-за этого ра­бота над романом была отложена на год». Речь идет о «Золотом теленке». «На год» — несколько преувеличено. Но в январе, феврале и марте 1930 года запис­ные книжки Ильфа полны рабочими запи­сями по фотографии (здесь и выписка из журнала «Советское фото»). В конце апре­ля, вскоре после похорон Маяковского, Ильф и Петров едут на Турксиб. Последо­вавшие за этим их очерки о Турксибе уже иллюстрированы фотографиями Ильфа. Зимой 1935 -1936 года - путешествие по Америке, а затем - один из первых ва­риантов «Одноэтажной Америки» - двенадцать фотоочерков Ильфа и Петрова в «Огоньке» - «Американские фотогра­фии», со снимками Ильи Ильфа... Итак, Ильф, конечно, мог быть автором этих двух фотографий. Но доказательства?

Звоню Александре Ильиничне - у нее ни негативов, ни таких отпечатков нет, но она дает телефон младшего брата Ильфа…

Вениамин Арнольдович Файнзильберг вспомнил фотогра­фию сразу, при первом же телефонном разговоре. «Постараюсь найти, звоните». И через две недели: «Приезжайте, на­шел!». Это было в январе 1986 года. Вениамин Арнольдович достает конвертик с негати­вом: узкая пленка –24х36 мм., правда, негатив не оригинальный - репродукция, но весьма приличного качества. Да, та са­мая группа... Смотрю под лупой и... дух захватывает: да это же полный кадр фо­тографии № 2, где присутствует Михаил Булгаков! Фактически негатив доселе неизвестного снимка. На нем большая царапина.

Откуда снимок? Вениамин Арнольдович го­ворит, что репродукцию делал собственно­ручно, с фотографии, которая находилась дома у Ильфа. Кто автор снимка? Трудно сказать. Он старается быть объективным и точным. На похоронах Маяковского Ильф был, это определенно. И аппарат у него в ту пору был.
Но ведь в тот день снимали и другие. Александр Родченко, например. (Снимки Родченко, как известно, не получились). Был там Виктор Иваницкий, профессиональный фо­тограф. И еще Всеволод Чекризов... Чекризова разыскал через адресный стол. Нет, такая фотография ему не известна… Но ведь на снимке Валентин Катаев! - последний кто еще оставался из всей группы... Через своих коллег добываю в «Огоньке» дачный телефон Катаева и 4 февраля 1986 года звоню ему в Переделкино. Валентин Петрович отвечает охотно:

"- Помню тот день и фотографию эту знаю - на ней брат Ильфа, мой брат Ев­гений Петров, я сам, Серафима Густавовна, Олеша и Уткин... Помнится, была еще одна фотография, где мы только втроем – я, Булгаков и Олеша… Почему на снимках нет Ильфа? Не знаю, но он там был... Не он ли снимал? Вот этого я не помню - сни­мали несколько человек, не исключено, что в их числе был и Ильф, скорее всего, так оно и было, но исторически ручаться не могу - прошло ведь больше полувека... Ильф вообще очень много снимал, только не помню, имел ли он уже фотоаппарат? Имел? Тогда еще более вероятно, что это его фотографии..."

Итак, все еще на уровне предположений. Теперь начинаются поездки в Центральный государственный архив литературы и ис­кусства - ЦГАЛИ (теперь РГАЛИ). В фонде Ильфа и Петрова имеются фотографии, но из тех, что нас интересуют, только одна - №1, та, что в книге об Уткине. Зато есть никогда не публиковавшийся снимок, сделанный в тот же день. На нем здание Клуба писателей, по диагонали свешиваются траурные полотнища, на балконе за колоннами - оркестр.

По характеру печати снимок очень похож на № 1 и одновременно на все фотографии, сделанные, безусловно, Ильфом: печать мягкая, чувствуется, что автор избегает черноты, излишнего контраста. Снимки напечатаны на разных сортах бумаги, но между ними есть одно общее - и тот, и другой усыпаны мельчайшими бе­лыми точками. Похоже, что печатались на одном увеличителе - и там, и там края «подплывают», особенно заметно резкость теряется в нижних углах. Подписи на обо­роте обоих снимков сделаны одним почер­ком... Вот и все, что пока удается устано­вить - неопределенность остается, все зыбко и недоказательно... В поисках и размышлениях делаю попыт­ку «зайти со стороны» музея Маяковского. Но нам не везет - он в ремонте на неопре­деленное время, все его фонды раскиданы по разным местам Москвы, запакованы, и доступа к ним нет. Звоню в Харьков, Яновской – она оттуда корректирует мои действия, время от времени проводим с ней «селекторные совещания». Советует снова идти в ЦГАЛИ - там имеется еще и фонд Юрия Олеши. Ну что ж, в ЦГАЛИ, так в ЦГАЛИ…

Вот альбом Юрия Карловича - он очень интересен, но необходимой для нас информации нет. Нахожу здесь фотографию таинственного незнакомца – незадолго до этого мне в фототеке Литературного музея выдали все портреты Булгакова, работая с ними, я вдруг обнаружил, что один из них – портрет человека очень похожего на Булгакова, да только – другого: уши не те – мочки приросшие. Я им сказал, что это не Булгаков, и они его отложили в сторону, не определив, кто же это. И вдруг он возник в альбоме Олеши. Оказалось, что это один из друзей Юрия Карловича.

Вместе с альбомом мне выдали конверт с надписью - «Фотографии Ю. К. Олеши в группе с М. А. Булгаковым и В. П. Катаевым на по­хоронах В. В. Маяковского» (фонд 358, опись 2, единица хранения 1031). В конвер­те три отпечатка разных размеров - 10х15, 13х18, 15х20 - одной и той же фотографии - № 2. Два из них на матовой бумаге, явные репродукции, третий – вне всякого сомнения, напечатан с оригинального негатива, бумага глянцевая, «форматка» 13х18 см. Сравниваю - кладу рядом фотографию из фонда Ильфа и Петрова, ту, где на бал­коне оркестр. Та же глянцевая «формат­ка», по характеру эмульсии одна от дру­гой неотличимы, та же «полумягкая» пе­чать, точно такие же мельчайшие белые точки рассыпаны по всему полю снимка... Это, безусловно, выкадровка из той фотографии, которую я обнаружил у В. А. Файнзильберга. На обороте светлыми синими чернилами написано: «Похороны Маяковского, 1930 г. Катаев, Булгаков, Олеша». И ниже - дру­гим почерком, очень похожим на тот, что на снимках «оркестровом» и № 1 в фонде Ильфа и Петрова, - темно-синим каран­дашом: «сн. Ильф»: Снимал Ильф! Тогда не было принято под фотографиями писать фото такого-то, писали - снимал такой-то...

Так завершился этот без малого двухлет­ний поиск, раскрывший авторство Ильи Ильфа и позволивший ввести в научный обиход еще одну фотографию, представ­ляющую несомненную ценность для исто­рии отечественной литературы. Сообщение об этом мы опубликовали в журнале «Советское фото», теперь уже не как гипотезу, а как установленный факт. Царапину, разумеется, убрали…

P. S. Вспомним «Мастера и Маргариту» - слова Воланда: «Ведь говорил я ему тогда за завтраком: “Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали. Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут”». И реакцию его собеседника: «Берлиоз выпучил глаза. “За завтраком… Канту?!.. Что это он плетет?” - подумал он »…

Вот также могут выпучить глаза, когда я скажу, что лично присутствовал на похоронах Маяковского и даже стоял в почетном карауле у его гроба!

А ведь это было именно так. Но узнал я об этом через много лет, после того, как мой папа прочитал вышеизложенную историю о снимке Ильфа, на котором изображен Михаил Булгаков. И вот что он мне рассказал.

Жили мы на Поварской, неподалеку от Клуба писателей, и в день похорон Маяковского моя няня, вполне просвещенная, как теперь говорят - продвинутая, барышня по имени Таня отправилась туда, прихватив с собой, естественно, меня, без малого четырехлетнего молодца. В зале, где проходила гражданская панихида, по четырем сторонам у гроба стояли красноармейцы с винтовками «к ноге», к которым я тут же пристроился, встав в точно такую же позитуру, и взяв «к ноге» свое игрушечное ружьецо. Прошло несколько минут, люди начали улыбаться, что совсем не подходило к траурной процедуре, и тут командир почетного караула, заметив непорядок, положил руку мне на плечо и, приговаривая «мальчик, мальчик…», увел меня в сторонку. Вечером Таня рассказала об этом событии папе и маме, и вот теперь папа об этом вспомнил.

Я же этого почему-то не запомнил, хотя две картины того дня запечатлелись в памяти совершенно отчетливо – это двери Клуба писателей, перед которыми стоял показавшийся мне огромным фургон, из которого внутрь здания тянулись толстые шланги, - теперь я понимаю, что это был лихтваген, обеспечивавший светом киносъемку, и еще - зал, где на горе из цветов, очень высоко лежал большой человек… Масштабы тут, надо понимать, соотносились с моим тогдашним ростом. И еще память из того дня сохранила домашнее событие – сидя на широком подоконнике, я увидел, как по улице движется подвода, а на ней – большая лодка. И тогда я закричал – «Что это вы всё говорите, что лодка разбилась о быт – вот же ее везут!..» - эти слова из прощального стихотворения Маяковского в тот момент были у всех на устах.

А вот мое стояние в почетном карауле из моего сознания почему-то начисто испарилось… Всё это, конечно, не завтрак у Канта, но всё же…

1985 – 2003.